Наталия Солженицына. В чём можно черпать силу. Беседу вела Анастасия Наконечная

Наталия Солженицына

В чём можно черпать силу

Беседу вела Анастасия Наконечная

Александр Исаевич для наших современников, для людей, которые знают его книги, ассоциируется с человеком очень сильным, жизненно стойким. Опыт, описанный в его книгах, говорит о том, что в любой, даже самой страшной безнадёжности можно выживать. Что помогало ему в этом, что было для него «упором»?

Его жизнь была долгой, и, конечно, только постепенно ему открывалось то, в чём можно черпать силу. Он вырос в православной семье, но потом был увлечён ветром времени — строительством «новой светлой жизни», и как бы отошёл от веры.

Но в лагере, вернувшись к Богу, и потом всю жизнь — он, несомненно, черпал силу свыше. Он  считал веру высшим духовным даром, который только может быть дан человеку. Лишь из-за искажений, будь то искажения эпохи или какие-то иные изломы, люди иногда теряют связь с высшим. Александр Исаевич всегда говорил, что глубоко сочувствует тем, кто эту связь потерял. Среди его друзей были люди, которые себя считали атеистами, и были при том не только высоконравственными, а просто праведниками. Но всё-таки ему казалось, что высший свет в их жизни отсутствует.

Не разделяя людей на верующих и неверующих, он считал, что вся наша земная жизнь — если только человек понимает, что она не в поиске материального успеха, а в поиске достойного духовного роста — это только промежуточная ступень развития к высшей жизни. Важно не сорваться со ступени, более того, нельзя всю жизнь на ней бесплодно протоптаться. Он говорил, что видел фронт, тюрьмы, лагеря, видел больницы, где лежали люди, обречённые на смерть. Видел, как по-разному люди всё это переносят. И казалось, что многое там зависит не от тебя. Ты  не знаешь, куда летит пуля. Не знаешь, на какую работу тебя пошлют в лагере, не знаешь, как победить болезнь. Но при всём том — и своим сыновьям, и тем, кто его спрашивал, — он всегда говорил, что судьба — это не обстоятельства, а характер. Что на самом деле не внешние обстоятельства, не бытие «первично и определяет сознание», а сознание определяет бытие. Мы каждый день совершаем выбор, как нам поступить — иногда ничтожный выбор, пустячный, например,  взять с собой зонтик или не взять. А часто и посерьёзнее. А бывает такой выбор, что голова раскалывается, как решить. Но всё выбираем сами. И от этих ежедневных выборов складывается не цепь случайностей, как многие думают, а наша судьба, как мы её сами выковали. Так что держись за ту верёвку, которая тебе сверху спущена. Сверяйся каждый раз в каждом своём решении — и той силой, которая тебе даром даётся, как-то можно преодолевать жизнь.

Александр Исаевич ведь не боялся смерти?

Совсем не боялся, об этом я могу свидетельствовать. В молодости у него был огромный страх, но не перед смертью, а что не успеет сделать всего задуманного. Над ним напоминающей тенью витала смерть отца, который умер в 27 лет, успев поучиться в Московском университете, уйти оттуда воевать на фронт Первой мировой, зародить единственного сына — и всё. Александр Исаевич всегда это помнил, как и раннюю смерть таких романтических героев, как, например,  Эварист Галуа, великий математик, погибший в 20 лет, или Лермонтов, которого он любил необычайно всю жизнь. И этот страх не «рано уйти», а не успеть в жизни сделать задуманное — он у него был, но на моих глазах постепенно уходил.  И к тому времени, когда была закончена работа над «Красным Колесом», т.е. в конце 1980‑х — начале 1990‑х годов, Александр Исаевич считал, что в целом успел выполнить те задачи, которые он сам перед собой ставил, и был совершенно готов к смерти. Он никогда не считал её концом, всегда ощущал её точкой перехода в другую жизнь… И принял смерть очень светло. 

Наталья Дмитриевна, благодаря Вам есть краткий том Архипелага, и его читают в школе. Вы самыми разными способами добиваетесь того, чтобы наследие Александра Исаевича в нашем народе было воспринято. Что в этом наследии, на Ваш взгляд, самое главное?

Мне кажется, для любого человека самое главное — понять жизненную задачу его земного существования. И книги Солженицына, и его жизнь помогают нащупать ответ. Он считал, что цель каждого — покинуть Землю лучшим, чем пришёл на неё, чем это было определено нашими наследственными задатками, то есть за время жизни пройти некий путь духовного усовершенствования.

Только сумма таких индивидуальных процессов и может называться духовным прогрессом человечества. Мы все рождаемся с теми или иными задатками, у кого-то скромными, у другого большими, но всё равно ты в течение своей жизни своим усилием должен их увеличить. Те, кто читают Солженицына, очень ясно видят это, и не только из его книг, но из его жизни, потому что его жизнь — это ещё один великий русский роман, как сказал (по-моему, удачно) один литературный критик.

О покаянии за преступления советского времени довольно трудно говорить. У Солженицына было сочетание неравнодушия к памяти жертв и стремление понять и простить тех, кто находился по другую сторону. Как Вы считаете, что мы можем сделать сегодня, чтобы этого достичь?

Я бы немного возразила Вам. Нельзя сказать, что в творчестве Александра Исаевича один из сильнейших мотивов — понять и простить тех, кто делал зло. Его основная мысль — обернуться на себя и посмотреть: а не мог ли бы ты оказаться среди них? Он считал, что каждому, кто честно оглянется на себя, вдруг откроется: «Батюшки, да мы только случайно не оказались среди тех, кого теперь обливаем нашим праведным гневом…» Он всегда начинал с себя. Все его книги преисполнены таким жгучим раскаянием в своих заблуждениях и поступках, сделанных по юности, по глупости, по увлеченности чем-то… Весь «Архипелаг» этим полон, и «Раковый корпус», и в «В круге первом» это есть, и в любом рассказе. Он писал, что лишь постепенно, по мере того, как жизнь тащила его по крутым ухабам, пришло к нему понимание, что линия, разделяющая добро и зло,  проходит не между государствами, не между классами, не между партиями, — она проходит через каждое человеческое сердце. И линия эта подвижна, она колеблется с годами, движется в ту или другую сторону. Даже сердце, объятое злом, удерживает маленький плацдарм добра, а в самом добром сердце где-то таится неискорененный уголок зла. Он просто призывал понимать это. И, мол, кто он такой, чтобы судить других и прощать или не прощать. Он именно призывал каждого обернуться и судить самого себя. Призывал каждого к покаянию, потому что каждому есть в чём каяться. Каждому.

Проблема в том, что сейчас уже подрастает то поколение, которое совершенно не жило при советской власти и которое эти вещи, конечно, с трудом воспринимает.

Дело ведь не только в советской власти. Советская власть была страшна, но посмотрите на какой-нибудь XIII век. Там тоже было много «несладкого». Были жутчайшие изуверские секты. А сегодня — сладко ли оказаться в эпицентре какой-нибудь революционной «весны»? Вообще много чего было и ещё много чего будет. Человек-то не меняется. Технологии меняются, владение окружающим пространством меняется, какие-то социальные установки и договорённости в какой-то мере меняются. Но человек если и меняется, то на таких отрезках времени, которые нам с вами совершенно не видны, они слишком длинные. Конечно, теперь много людей, которые восхваляют Сталина. Но это протестная любовь. Она расцветает потому, что люди крайне разочарованы в том, что видят вокруг себя. Они чувствуют себя обманутыми. Общество становится таким же потребительским, каким оно собственно является в большой мере (хотя и не полностью) на Западе. К сожалению, мы сочли, что это и есть то лучшее, что нам нужно оттуда перенимать… Но там действуют ограничения, там закон не только на бумаге. А у нас крайне нездоровое общество, потому что нас искорежило. Дедушек, бабушек и родителей тех детей, о которых Вы сейчас говорите, искорежили эти семь десятков лет. Именно нравственно искорежили. Коммунизм выжег своё тавро на многих из нас, если не на всех. И если у молодых людей слабое воображение, малое знание истории и они не знают, что было в нашем недавнем прошлом, это очень плохо и очень опасно, но это всё-таки ещё не смертельно. А смертельно, если в них полностью размыто представление о том, «что такое хорошо и что такое плохо», как учил малышей Маяковский. Это самое главное — что у нас внутри, какой багаж. Чем мы ответим на необоримые болезни, войны, несправедливости, когда столкнёмся с ними. И если все наши мысли о том, как бы заполучить «Мерседес» вместо «Лады», то мы ни одну серьёзную беду в жизни не сможем победить, она собьёт нас просто щелчком мизинца. Если же нравственное чувство размыто у большинства людей в стране, то это конец стране: это значит, что общество полностью больное и им можно как угодно манипулировать. Такое общество ничего хорошего само в себе выстроить не может. И тут возникает вопрос: что каждый из нас должен делать? А очень просто: каждый, кто понимает важность нравственных императивов, должен своих детей, своих сестёр и братьев, своих ближних, а иногда и своих родителей убеждать, склонять, воспитывать в том духе, что добро и зло — это напряжённая реальность, что не только Бог существует, но есть и дьявол и, стало быть, «блюдите как опасно ходите».