Павел Проценко. Искателю слова правды
Павел Проценко. Искателю слова правды
Павел Проценко
Искателю слова правды
К пятилетию ухода Солженицына мы публикуем написанную для нашей газеты статью Павла Проценко — одного из узников совести 1980‑х годов, исследователя архивов общины сщмч. Анатолия Жураковского.
К какому бы произведению Солженицына, его мысли или образу мы ни обратились, они всегда выводят читателя к основным и последним вопросам жизни. То же и в биографии: что ни веха, что ни поворот в его жизненном пути, всё заставляет задумываться о главном в человеческом бытии. За несколько дней до своего второго ареста писатель написал знаменитую статью «Жить не по лжи». В ней он обозначил неразрывную связь внешнего насилия с волей человека. Если человек внутренне покоряется насилию из-за страха, то этому предшествует принятие неправды, ложной картины мира. «Мы даже всеобщей атомной смерти не боимся… — писал автор “Одного дня Ивана Денисовича”, — мы только боимся шагов гражданского мужества!» Поэтому, если личность хочет выйти из-под власти насильников, она должна отказаться от соучастия во лжи. Хотя бы на уровне обыденной жизни: пусть ложь не проходит в мир через меня. Для этого не нужно подвигов и жертв, потому что это «самый умеренный изо всех путей сопротивления». Конечно, стоит на него вступить, неприятности не замедлят прийти. Но «никому из нас… не обминуть хоть одного из названных шагов — …в сторону духовной независимости или духовного лакейства». «Если и в этом мы струсим, то мы — ничтожны, безнадёжны». Так почти 40 лет назад писатель размышлял о путях выхода российского человека из исторического тупика, в котором тот оказался в XX веке.
В сентябре 1973 года, ещё до выхода в свет этого призыва писателя, один мой знакомый в знак протеста против кампании клеветы, развёрнутой в советской печати против Сахарова и Солженицына, вышел из КПСС. Это был многообещающий востоковед. Он тут же лишился престижной работы в ТАСС, возможности публиковаться, сделать научную карьеру. Со временем он стал поборником экологического образа жизни. Но теперь он отчасти жалеет о том, что в результате не смог профессионально и творчески реализоваться. Эта частная история показывает, что честность перед собой всегда жертвенна. Потому что жизнь души не расцветает без самоотвержения.
Крохотная статья Солженицына очень непроста по смыслу, в её строках течёт ток высокого напряжения. Конечно, статья — это не военная команда. Писатель никого ни к чему не принуждает. Просто его размышления способны задеть глубокие струны человеческой личности. И именно поэтому его произведения влияли на людей и на ход общественной жизни. В этом проявляется и общий религиозный контекст его творчества.
Несколько лет назад на одном «круглом столе» мне довелось высказать мысль о близости мировосприятия Солженицына и «стиля» его жизни к мировидению и образу общественного поведения Владимира Соловьёва*. Оба — и великий писатель, и великий философ — всегда имели перед своим внутренним взором некую цельную картину, реализовать которую стремились и в своём творчестве, и в своей жизни. В частности, обоими владела мечта о христианской России и о человеке, служащем добру.
Именно поэтому, когда современники пытаются пристроить Солженицына к своим представлениям о «правильном» мире, они, как правило, пытаются подогнать его под плоскую, привычную для них, картинку реальности. Например, прогрессисты, для которых оппозиционность есть высшая общественная доблесть, стараются интерпретировать писателя как вечного диссидента. То, что Александр Исаевич после возвращения в «новую» Россию оказался вне правых и левых общественных сил, а в нулевые годы осторожно выражал одобрение некоторым действиям Путина, представляется им в лучшем случае недоразумением и проявлением преклонного возраста и болезней. Другие же, условные державники, наоборот, подчеркивают принципиальную настроенность писателя против диссидентства и даже демократии. Последняя якобы не была для него высшей целью. Он, дескать, мудро понимал необходимость авторитаризма и потому принял политический курс второго президента России. Но в таком случае, куда деть огненные тексты Солженицына, бичевавшие и правителей СССР, и порядки «демократической» России, причём уже и при Путине?! Вспоминается видеообращение писателя к новому правящему классу, в котором он буквально умолял не возвращать страну в круг тоталитарного самоуничтожения.
Всё дело в том, что главное устремление Солженицына направлено на то, чтобы человек на его родине смог наконец жить в согласии со своей совестью. Вне любых политических и идеологических экспериментов. Чтобы условия существования в России способствовали формированию низовой демократии, учитывая мнение и волю каждого, давая самоопределяться «малым» территориям и «маленьким» людям. И при этом он всегда выступал против оболванивания граждан, против манипулирования их волей. И всегда подчеркивал необходимость духовного и культурного просвещения. Не понимая этого его постоянного устремления, мы ничего не поймём в его творческом наследии. И только учитывая это его внутреннее видение и подход к реальности, мы сможем оценить его христианскую позицию. Как и всё христианство, позиция писателя Солженицына сложна, многозначна, порой парадоксальна.
3 августа у его могилы собралось человек пятьдесят. Вспомнилось, как в августовские дни 2008‑го — во время прощания в здании Академии наук и в день погребения в Донском монастыре — за напевами молитв чуть ли не у тела писателя уже слышались разговоры на тему: «Много или мало народа пришло проститься с покойным?» Тогда в монастырской ограде, как мне кажется, было не менее полутора-двух тысяч человек. Что значат эти цифры перед лицом ухода великого зека в вечность? Бросалось в глаза наличие в толпе некоторого количества политиков с блуждающими глазами, пришедших сюда ради возможности засветиться перед журналистами и телекамерами. Практически не было церковной молодёжи, как и представителей светского столичного бомонда. Зато то здесь, то там виднелись лица иностранцев, специально прилетевших, чтобы отдать последний долг писателю.
Такая нелакированная картина показалась мне вполне закономерной. В те же дни в СМИ появилось характерное интервью одного священника. Он как бы выносил вердикт: «Солженицына нельзя назвать церковным писателем, но то, что он относился к истории… с точки зрения религиозного человека, этого никто отрицать не может». И это приклеивание ярлыков к творчеству писателя высветило в происходившем вокруг памяти ушедшего нобелевского лауреата одну глубокую правду: личность, опирающаяся в своих действиях на глубины сердечного упования, подкреплённого делами всей жизни, часто разминается с верой мёртвой, буквоедской, партийной, сонной. К сожалению, наша вера большей частью таковой и является.
Солженицыну история уготовила роль человека, которому было суждено произнести слова жизни и для нашего общества, и для всего мира. Неудивительно, что современные верующие вблизи этого избранника вдруг словно засыпают, а порой плохо видят и слышат. Неудивительно, что общественность (и справа и слева) кидается в бой против творческих заветов автора «Архипелага ГУЛАГ». Им слышится разное, «плохое» и «хорошее», в его словах, достойное их обличений, споров и критики. Это нормально. Но нужно помнить, что, соприкасаясь с Солженицыным, мы соприкасаемся с посланником, пришедшим к нам с того края земли, что зовётся «концом истории». Сталинский счастливый мир, созданный после окончания Второй мировой войны и олицетворённый в ГУЛАГе, был настоящим концом истории и для нашей страны, и для всего мира. И вот оттуда пришёл к нам Солженицын со своими книгами, словами, жизнетворчеством. Во многом именно с него воскресли в нашей новейшей истории главные темы расстрелянной русской реальности. С того времени для российского читателя, для его совести, для его религиозного сознания отношение к писателю-зеку оказывается невольной проверкой душевных сил. Спят они, пристрастившись к очередной маленькой лжи, или ищут неудобного, но честного слова? В единственной беседе Александра Исаевича с автором этих строк он обронил: «Надежды на то, что Россия возродится, почти нет».
Когда я размышляю об этих жёстких словах писателя, мне до сих пор кажется, что история нашей страны может развернуться к духовному и культурному возрождению только в одном случае: если в обществе смогут не просто существовать, но и действовать искатели глубины и правды жизни.
* См.: Солженицынские тетради. Вып.