Сигурд Шмидт. Солженицын-историк

Сигурд Шмидт

Солженицын-историк

Благодарю за предоставленную возможность выступить вне программы и на первом же пленарном заседании перед лицом соотечественников и зарубежных участников Международной научной конференции, посвящённой творчеству всемирно почитаемого российского писателя. Конечно, Александр Исаевич Солженицын — знаменитейший в России современный писатель. И всем очевидно, что тема литературного творчества такого художника слова и мыслителя самодостаточна для программы научной конференции. Тем не менее, как профессиональный историк, и к тому же историограф, т.е. историк исторической науки, убеждён, что творческий облик Солженицына — особенно в последние десятилетия — это и облик историка-исследователя (хотя и с характерной для исторической науки нашей эпохи публицистической направленностью), инициатора создания ценной источниковой базы для работы других историков.

И не потому только, что общественно-исторические взгляды неотделимы от художественной основы творчества Солженицына, и вообще всякое подлинно художественное произведение становится источником познания современного писателю мира жизненных реалий и общественных представлений, а следовательно, и этических и эстетических идеалов. Ведь ставшую классической характеристику Белинского «Евгения Онегина» как «энциклопедии русской жизни» дoлжно воспринимать и как методически-установочную при подводе историка к литературным памятникам. Тем более, что Солженицын отобразил жизнь заключённых в тюрьмах и лагерях, о чём нельзя было узнать в доступных тогда историкам источниках. В произведениях его — и особенно явственно в таком шедевре, как «Матрёнин двор», — отражены и целомудренное простодушие, и те черты корневой нравственной культуры народа, о чём не принято было в те годы размышлять публично. Но и потому, что Солженицын много сделал для обогащения собственно исторических знаний, опирающихся на традиционную базу архивных печатных материалов, возбудил внимание к важной исторической проблематике.

В этом зале уже напоминали сказанное Александром Исаевичем о желании в молодые годы стать и писателем, и священником, и военачальником. Думается, что это допустимо понимать и как стремление и изображать мир, и проповедовать свои взгляды, и вести за собою, защищая их. И занятия историей позволяют это делать.

А это — в русле многовековых традиций отечественной литературы, восходящих ещё к периоду до нашествия восточных кочевников: Повесть временных лет — да и другие, менее значительные по своим художественным достоинствам летописи — памятник и исторической мысли и литературы, и даже издавалась в академической серии «Литературные памятники». А каким ценным источником собственно исторической информации является «Слово о полку Игореве»! Такое явление характерно и для развития мировой культуры со времён античности — напомним имена Геродота, Фукидида, Тацита, Плутарха. Первый российский писатель конца XVIII века Карамзин положил начало распространению научных исторических знаний в широком обществе; и если Пушкин оценивал его многотомную «Историю государства Российского» как вершинное произведение русской прозы, могущее соперничать с шедеврами зарубежной литературы, то великий филолог Средневский сравнивал Карамзина-«исследователя» с Петром Великим, полагая, что он — родоначальник в России специальных исторических дисциплин. Пушкин в последние годы жизни выступал и как профессиональный историк, готовясь, продолжая дело историографа Карамзина, к написанию биографии Петра Великого, а времени восстания Пугачёва посвятил и историческое сочинение, и «Капитанскую дочку».

И так как Солженицын сумел сохранить свободу общественно-исторического мышления, и к тому же — в отличие от советских историков — был по-настоящему осведомлён о развитии исторической мысли в среде российской диаспоры, он решительно подошёл к рассмотрению существеннейших и трагических тем нашей истории, вынужденно обойдённых в советских изданиях. Это — лишение Родины, эмиграция и лишение свободы в Советской России, а также всегда болезненно воспринимаемая тема «Евреи в России». Конечно, его выводы и наблюдения отнюдь не бесспорны, никак не могут быть охарактеризованы как конечные. Но автор — особенно в таком труде, как «Архипелаг ГУЛаг», — опирается во многом и на впервые вводимый в науку материал. И что особенно дoлжно отметить, сочинения Солженицына стимулируют дальнейшие исследования той же проблематики.

Не будучи профессионалом-историком, Солженицын уловил и то, что к рубежу тысячелетия историки преимущественное и к тому же очень пристальное внимание стали уделять изучению не государственно-политической и социально-экономической истории, даже не истории культуры и менталитета, а истории повседневности, микроистории, локальной истории, каждодневному существованию обычных людей. И Солженицын много содействовал тому, чтобы выявлялись документальные памятники, помогающие исследованиям такой тематики, особенно сохранившиеся в семьях эмигрантов, а в России в семьях репрессированных. И поощрял собирание и публикацию таких исторических материалов. И это тоже славная традиция российской исторической науки, прежде всего археографии, — так действовали во второй половине XIX века Бартенев и Михаил Семевский, в начале XX в. Богучарский. Таким путём пытался идти и Бонч-Бруевич, организуя Литературный музей, а до него подвижники краеведы первого десятилетия советской власти, репрессированные затем в зловещее время «великого перелома», в 1929–1930 годах.

Солженицын, как и Дмитрий Сергеевич Лихачёв, рано осознал необходимость усилий по возвращению на Родину памятников культуры и общественной мысли российской эмиграции. Для людей моего поколения особенно явственно ощутимы результаты тех перемен, которые называют «перестройкой». Это открывшаяся наконец возможность говорить то, что думаешь, общаясь даже с малознакомыми людьми, и утверждение представления о том, что культура российской диаспоры, российской эмиграции является естественной составной частью российской культуры. Российская культура — это культура тех, кто говорит по-русски, мыслит образами русского языка, кому снятся сны с русской речью, где бы эти люди ни находились. И как отрадно, что поколение моих внуков и правнуков может уже в школьные годы получить представление о жизни и творчестве русских по рождению и началу их деятельности корифеев мировой культуры, а не ограничиваться, как было ранее, сведениями лишь о доэмигрантском периоде их творчества.

Организация Библиотеки-фонда «Русское Зарубежье» и её всё более развивающаяся многогранная деятельность — важные события нашей общественной, культурной, научной жизни, и прежде всего московской жизни. Конечно, если бы Александр Исаевич Солженицын не был всемирно признанным писателем и не имел бы столь высокого авторитета общественного деятеля, такая желанная для многих инициатива не была бы поддержана. И мы должны быть благодарны и стоявшему у истоков этого начинания Александру Ильичу Музыкантскому, и оказывавшему столь ощутимую всеми и столь действенную поддержку мэру Москвы Юрию Михайловичу Лужкову. Здание, в котором происходит конференция, воздвигалось невиданными темпами даже для неизменно интенсивного московского строительства. И конечно, нельзя не поблагодарить Виктора Александровича Москвина, стараниями которого ещё в прежнем скромном помещении Библиотека-фонд «Русское Зарубежье» приобрела значение одного из особо заметных центров нашей гуманитарной культуры.

А завершить хотелось бы выражением уверенности в том, что жизни и творчеству юбиляра — академика Александра Исаевича Солженицына будут отведены солидные разделы не только в обобщающих трудах по истории художественной литературы, но и в трудах по истории исторической мысли.