Юрий Кублановский. Нет просто уже самой почвы, на которой всходили бы такие люди

Юрий Кублановский

Нет просто уже самой почвы, на которой всходили бы такие люди

Из интервью

Приходят менеджеры

— Как-то вы сказали, что вернулись из вынужденной эмиграции «с сознанием того, что такое западная цивилизация». Так что же это?

— Я имел в виду технотронный процесс и общество потребления как его результат. Это следующий шаг дехристианизации мира. Первый был сделан еще во времена после Средневековья. Второй — в XVIII веке, во времена просветительской идеологии. Результатом стала сначала французская революция, потом — подготовка русской.

В конце концов мы пришли к тому типу общества, в котором человек отказался от таких фундаментальных ценностей, как самоограничение, служение ближнему, служение родине. И все ставит исключительно на приобретение, обогащение, удобство. Комфорт стал во главу угла жизни. Вот что такое западная цивилизация.

 Сейчас мы видим ее колоссальное ускорение в связи с новым витком технического прогресса. Уже растет поколение, которое никогда не прочитает Достоевского, Толстого. Это очень тяжелые симптомы. Возможно — скорой смены цивилизации на другую.

Огромные континенты нищих и неустроенных людей другого цвета кожи, так сказать, поджимают белого разбалованного человека. То, что уже в середине XXI века нас ждут очень серьезные исторические катаклизмы, по сравнению с которыми побледнеют исторические беды века минувшего, для меня ясно.

— И никто уже не в силах противодействовать процессам энтропии?

 — Последний такой человек был Александр Исаевич Солженицын, с которым мы были хорошо знакомы. Когда два года назад я стоял у его гроба, то думал о том, что уже вряд ли встречу человека такого масштаба. Нет просто уже самой почвы, на которой всходили бы такие люди.

Мы видим, что сейчас происходит измельчание политического типа. Не только в России, а по всему миру. Ушли лидеры-харизматики, и на их место приходят менеджеры, что вполне соответствует той технотронной цивилизации, о которой я уже говорил.

Спутники мои вечные

— Вы могли бы назвать себя другом Солженицына, Бродского?

— Мы современники. С Солженицыным мы единомышленники. С Бродским — коллеги по литературному цеху. Каждый был достаточно занят собой и своей миссией, для того чтобы можно было, так сказать, дружить. Но то, что мы испытывали друг к другу дружеские чувства, что я этих людей вспоминаю и что их творчество постоянно со мной... То, что, умерев, они оба как бы спутники мои вечные... Это позволяет мне считать их, возможно, самыми высокими моими друзьями.

 Солженицын был укоренен в проблематике и в комплексах именно русской литературы. Он весь и есть порождение русской, как теперь выражаются, ментальности — и мировоззренческой, и политической, и эстетической. А Бродский — это уже литератор-космополит, живущий экзистенциальными и личными проблемами, проблемами общекультурными. Он принадлежит человечеству в целом, в большей степени, чем России.

— Кто вам ближе?

— Конечно, мировоззренчески мне намного ближе Александр Исаевич Солженицын. Но все-таки Бродский мой коллега, и как поэт он ближе моим художественным взглядам. Солженицын, как и каждый прозаик, мыслил достаточно прямолинейно, а поэзия — это чудо, в ней всегда больше тайны, чего-то, что не исчерпывается в объяснении словом.

А Александр Исаевич, как любой прозаик, более рационален... Так что это два творческих мира, которые не антагонистичны, а прекрасно дополняют один другой, и хорошо, если люди научатся читать одного не за счет другого.