Елена Чуковская. «Он рассказал о пламени, в котором сгорела наша страна» (1999)

 Елена Чуковская. «Он рассказал о пламени, в котором сгорела наша страна» (1999)

---

Елена Чуковская

«Он рассказал о пламени, в котором сгорела наша страна...»

Из выступления на вечере по случаю 25-летия издания «Архипелага ГУЛаг»

 

Я всегда верила и сейчас думаю, что «Архипелаг» -это то, что останется от большого и страшного периода в истории нашей страны. «Архипелаг ГУЛаг» прослеживает историю нашего общества на протяжении почти сорока лет — с 1917 по 1956 год, рассказывает о множестве конкретных судеб, обладает невероятной плотностью изложения. Например, глава о строительстве Беломоро-Балтийского канала занимает всего восемь страниц, но история этого сооружения и судьбы людей, участвовавших в строительстве, просто врезываются в память, как будто прочел толстую книгу... Насколько меньше мы знали бы, если бы у нас не было этой книги.

Так случилось, что именно «Архипелаг» выполнил важнейшую миссию: книга была сразу прочитана, правда, к сожалению, сперва только на Западе. И там начали распадаться Коммунистические партии — Франции, Италии, возникло движение «Дети Солженицына»... Это был могучий удар по мировому коммунистическому движению, представляющему огромную угрозу для жизни человечества. До сих пор у нас в стране не прошел суд над преступлениями коммунизма. Реакция, вызванная «Архипелагом ГУЛаг», была и остается таким единственным судом.

Когда я прочитала «Архипелаг», у меня было такое чувство, что я открыла книгу одним человеком, а закрыла ее — другим. Я была потрясена каждой страницей, не только тем, ЧТО я читала, но и тем, КАК это написано. Это слово, сказанное поразительным художником, поэтому книга берет за душу и заставляет себя услышать и пережить.

Солженицын сделал то, что считал своим долгом: сохранил память об этой эпохе, сохранил голоса людей, погибших друзей. Он выжил и поэтому должен был рассказать об их судьбе... Он мне говорил: «Я не отличаюсь и не выделяю себя из тех, с кем сидел. Разница только в том, что мне надо многое сказать»... «Надо печататься, надо же как-то воздействовать на окружающих»... Меня всегда поражала твердость, с какой Александр Исаевич шел своим путем, , бесконечное трудолюбие, преодоление самых немыслимых препятствии, быстрота, с которой он принимал решения и действовал. Причем свои действия он обдумывал на много шагов вперед: пока разворачивалась репрессивная машина, он успевал перевезти, напечатать, передать... Он очень быстрый, деятельный, ответственный человек. И это поражает на фоне нашей расхлябанности, растерянности...

Из послесловия к «Архипелагу» известно, что Солженицын задумал эту книгу в 58 году и тогда же составил ее план и написал некоторые главы. Когда я с ним познакомилась в 1965, значительная часть книги уже была написана. Думая об этом времени, я вспоминала слова из романа Анны Зегерс «Седьмой крест»: «Они знают о нас только то, что мы сами о себе рассказываем». В сущности говоря, многое рассказано уже об истории создания «Архипелага». Рассказано автором, рассказано очевидцами. Мы знаем, как писалась эта книга, как она хранилась, я расскажу лишь о нескольких деталях, которым была свидетелем.

Осенью 1965 года Солженицын по приглашению Корнея Ивановича жил в Переделкине, потом, приезжая в Москву, часто останавливался на нашей московской квартире.

Естественно, я ничего об «Архипелаге» тогда не знала. Александр Исаевич все построил таким образом, чтобы внешне выглядело так, что он поглощен работой над другими книгами. Работа над новыми редакциями «Архипелага» совпала с годами борьбы за печатание «Ракового корпуса», — шли разговоры, обсуждения, письма в защиту. Речь шла и о печатании «В круге первом». Под завесой этих хлопот Солженицын и вернулся к свой потаенной работе.

При конфискации у Теуша части солженицынского архива главы из «Архипелага» в руки ГБ не попали. Однако наши бдительные органы, как теперь выяснилось, о работе над «Архипелагом» знали. В недавно вышедшей книге «Кремлевский самосуд» приведен документ: в 65 году под каким-то потолком был подслушан и записан рассказ Солженицына о том, что он пишет новую книгу. Вот некоторые строки из этой записи, где выражено настроение автора: «Я должен выиграть время, чтобы написать Архипелаг. Я сейчас бешено пишу, запоем, решил сейчас пожертвовать всем остальным. Я использую свой опыт в самых ударных местах, в ярких сценках, которым сам был свидетелем. Полная картина Архипелага, прямо лава течет, когда я пишу, нельзя остановиться».

До 1965 года Александр Исаевич всегда сам печатал свои вещи на маленькой машинке, которую ласково называл «Rena», печатал мелким шрифтом и таким образом, что не было ни просветов, ни полей — ему было очень важно, чтобы машинопись при хранении занимала небольшой объем. Именно в таком стиснутом виде был сдан в редакцию «Нового мира» «Один день Ивана Денисовича». Так же он сам напечатал на машинке первую редакцию «Архипелага» — пять частей, — без полей, без интервалов, страница заполнена с обеих сторон. Править такую работу, дополнять ее было очень трудно.

Елизавета Денисовна Воронянская, его помощница, жившая в Ленинграде, перепечатала вс по-новому, с полями и просветами — так что автор мог возвращаться к правке каждой главы.

Сейчас трудно себе представить в каких условиях работал Солженицын, в каком темпе велась эта работа. Вся рукопись «Архипелага» никогда не лежала перед автором на столе, а была только та глава, с которой он работал. И когда он узнавал какой-то новый факт, который нужно было поправить, он должен был ехать — иногда на другую улицу, а иногда в другой город — и вносить исправление в рукопись. Или вызывать человека, хранящего эту страницу, к себе. Солженицына трудно было застать врасплох, он многое продумывал заранее, и поэтому, когда он начинал писать, то сразу думал: как он будет хранить рукопись, кто будет приносить ее, где она будет лежать, в скольких экземплярах, какой объем будет занимать. Он держал рукопись у друзей, под разными шифрами, так чтобы любую часть архива можно было в любой момент запросить, привезти, отвезти. Те вещи, которые не ходили по рукам, хранились очень строго. И Солженицына всегда окружали люди, которые были ему настоящими друзьями. Это они хранили, перевозили, передавали...

Третья редакция «Архипелага», которой я была свидетелем, делалась в марте-мае 68 года. (Это была почти окончательная редакция, потом Александр Исаевич возвращался к своей книге уже на Западе.) Работа шла с фантастической быстротой. Был переделан и сильно дополнен весь первый том. Первый том он правил в Рязани и присылал мне главы, которые я печатала. Рукописи мне привозили его школьные ученики.

В самом начале мая мае месяце Елизавета Денисовна Воронянская и я поехали на дачу Солженицына в Рождество-на-Истье. Это был маленький деревянный дом, неотапливаемый, куда невозможно было проникнуть до тех пор, пока не закончится разлив рек. Была там комнатка внизу, где жили мы с Елизаветой Денисовной, и комнатка наверху, где жили Александр Исаевич и Наталья Алексеевна и еще была терраска, на которой мы собирались. Работали с раннего утра и до ночи. Александр Исаевич готовил главы из «Архипелага» для переписки, и мы с Елизоветой Денисовной их печатали. на двух машинках Потом он внимательно читал и правил напечатанное. К середине июня вся эта работа была закончена. Наталья Алексеевна сняла на фотопленку всю огромную рукопись — более полутора тысячи страниц.

И во вс время работы никогда весь «Архипелаг» не находился на даче. Все время приезжал кто-нибудь из друзей, увозил и прятал заново перепечатанные главы. Запомнилось, как Александр Исаевич нашел несколько ошибок в главах, копии которые были уже увезены и назвал список обнаруженных опечаток «Поздние слезы». Шестая и седьмая части книги были только в рукописи, одна из глав — под названием «Мужичья чума» — была закопана на огороде, существовала в единственном экземпляре и Александр Исаевич при нас ее выкапывал.

Уже после возвращения в Москву я встречалась с близким другом Солженицына — Георгием Павловичем Тэнно, «убежденным беглецом», который успел прочитать и проредактировать главы о своем побеге с каторги. Эта работа шла уже во время тяжелой последней болезни Георгия Павловича. Он скончался осенью 1968 года.

Когда была закончена третья редакция «Архипелага», а пленка отправлена за границу на хранение, Александр Исаевич обратился к прежним своим хранителям и помощникам с просьбой уничтожить все предыдущие варианты. А этих предыдущих вариантов было два: одна его перепечатка, и — вторая редакция — то, что перепечатала в Ленинграде Елизавета Денисовна. По этой ее перепечатке и велась вся правка для последней редакции. Все хранители ему написали, что уничтожили промежуточные экземпляры. То же самое написала Елизавета Денисовна. Но она (как выяснилось позже) не уничтожила свой экземпляр...

Однако Александр Исаевич считал, что осталось строго ограниченное число экземпляров, три или четыре, и они хранились так: один — был переплетен и доступен только автору, остальные завернуты в газету, заклеены скотчем и зашиты в неброские мешки.. Даже человек, который это хранил, не мог читать или давать читать родным и знакомым. То есть принимались все меры, чтобы об «Архипелаге» ничего не было известно.

В 1968 году Солженицын перешел к работе над «Августом Четырнадцатого», вскоре он был исключен из Союза писателей, потом получил Нобелевскую премию... Происходило много событий. «Архипелаг» лежал. Был момент, когда Александр Исаевич хотел дать его прочесть Твардовскому, но как-то не получилось. Твардовский ничего не знал об «Архипелаге», как ничего не знал и Корней Иванович. Очень мало кто о нем тогда знал.

Но в августе 1973 году произошел этот ужасный провал... Летом 1973 года велась травля Сахарова и Солженицына в печати, выступали академики, писатели,... Тем летом Елизавета Денисовна Воронянская вместе со своей приятельницей Ниной Пахтусовой отдыхала в Крыму. А я попала в тяжелую автоаварию и была в больнице. Елизавета Денисовна часто писала мне из Крыма.

Она была человеком восторженным, экзальтированным, очень немолодым, ей было уже за 70. Она тяжело болела, с трудом ходила, жила в коммунальной квартире на Лиговке в каком-то достоевском темном доме. Я до сих пор помню ее адрес: Роменская 4 , кв. 42. Там у нее была комнатка рядом с кухней.

И вот она из Крыма писала мне, что они познакомились с журналистом — Генрихом Моисеевичем Рудяковым. Он гораздо моложе их, но он их первый друг, они читают друг другу стихи на берегу моря и много говорят о литературе. И последнее, что она мне написала, — он купил им билеты на поезд. В Ленинграде их встретили прямо в вагоне, и Елизавета Денисовна была увезена на допрос. Пять дней подряд ее допрашивали. Она назвала место, где хранится несожженная рукопись «Архипелага». Вернулась домой и повесилась. Я узнала об этом 30 августа 1973 года.

Для Солженицына случившееся было потрясением. В тот самый день, когда он обо всем узнал, он дал распоряжение опубликовать «Архипелаг». Фотопленка давно лежала у надежных людей за рубежом. Через 3 месяца в Париже, в издательстве «ИМКА-Пресс» вышел первый том книги, и начался этот чудовищный скандал.

Ведь что такое было в 1973 году печатать «Архипелаг» от себя, ни за кого не прячась?!... Здесь опять современников поражало не только то, ЧТО писал Солженицын, — поражала совершенно небывалая и несвойственная советскому человеку модель поведения. КАК он отстаивал и утверждал свои взгляды в обстановке травли и угроз. Солженицын реагировал на все совершенно по-своему и без всяких колебаний. Несмотря на то, что у него были крошечные дети, что в Москве его не прописали, что он увлеченно работал над «Красным колесом», да еще в это время писал «Письмо вождям» — он сразу все это отодвинул, понимая, что его ждет. Еще в 1965 году Солженицын говорил, что «Архипелаг» он будет печатать в 1972-73 годах. А по его судьбе, закрученной в эти годы, получилось, что он все откладывал. Он знал, что это будет обрыв в его жизни, перелом. Но когда все случилось — он абсолютно не колебался.

Многим памятны газеты января-февраля 1974 года, улюлюканье и свист по поводу первого тома «Архипелага», который вышел в Париже по-русски.

12 февраля А.И.Солженицын был арестован, лишен гражданства и вывезен на самолете из СССР. Его книги были изъяты из библиотек, имя запрещено и не упоминалось в нашей стране десятилетиями.

Но вернусь в август 1973 года, к трагедии Елизаветы Воронянской. На обыске у нее были конфискованы ее воспоминания, а у ее подруги Н.Пахтусовой — ее дневник. Теперь и то и другое напечатано среди казенных протоколов ЦК и нечитаемых обкомовских обсуждений в сборнике «Кремлевский самосуд».

Вот что пишет Елизавета Воронянская об «Архипелаге»:

«Ни один мыслящий и думающий человек не пройдет мимо этого Эвереста русской литературы. Непостижимое народное страдание, показавшее потаенную, скрытую каторжную жизнь доброй половины русского народа за полвека правления коммунистов...Эта книга поведала самую страшную, самую кровавую трагедию двухсотмиллионного народа за всю его вековую историю... В »Архипелаге» он рассказал о пламени, в котором сгорела наша страна».

Пахтусова в своем дневнике так характеризует «Архипелаг»: «Такой книги еще не было ни разу во всей истории человечества: и по содержанию, и по жанру, который не поддается определению. Это не литературный жанр и не литературное произведение, а сама жизнь человеческая, сжатая в кровавый сгусток страдания, смирения, отчаяния и бунта. Это Евангелие XX века! И создал его Прометей, а в политическом смысле это бомба, и случись такое чудо, что свободно прочел бы ее весь народ — да это повело бы к восстанию и баррикадам».

Эти записи очень выразительно передают настроения первых читателей «Архипелага». Когда писалась эта книга, а потом хранилась для будущего, казалось, что как только люди ее прочтут, потрясенный мир изменится. Оказалось, мы все-таки либо переоценили веру в силу слова, либо недооценили желание людей не знать очевидных вещей. Мне кажется, что осмысление «Архипелага» — его издание, прочтение, обдумывание, обсуждение, — в нашем обществе пока не заняли того места, которое должны были бы занять. И это не вопрос литературного вкуса, это вопрос нашего отношения к своей истории. Эту книгу должны были бы изучать в школе, по крупицам восстанавливать судьбы людей, иногда лишь бегло упомянутых на ее страницах, собирать читательские конференции.

«Архипелаг» продолжает оставаться современным, он не устаревает, он написан с поразительной лирической силой. Я уверена, путь нашей страны был бы другим, если бы «Архипелаг» люди как следует прочли и обдумали.

И сейчас Александр Исаевич — как сжатая, стальная пружина. Это человек, который живет на других скоростях. Он встает в б часов утра, и все равно ему не хватает суток, потому что он должен ответить на письма, опубликовать литературную коллекцию, написать задуманное. Это фантастическая работа.

И еще. Как известно, все гонорары за «Архипелаг» Солженицын передал учрежденному им «Русскому общественному фонду». Его фонд с середины семидесятых годов помогает по всей стране тысячам людей — сперва оказывалась помощь политзаключенным и их семьям, теперь — старикам-репрессированным. Это — огромное общественное дело. О нем, я уверена, еще будет рассказано теми, кто занимался фондом в годы, когда это было смертельно опасно, и позже, уже в наши дни.