Доклад П.Е.Спиваковского на очередном заседании семинара отдела по изучению наследия Александра Солженицына Дома русского зарубежья
Доклад П.Е.Спиваковского на очередном заседании семинара отдела по изучению наследия Александра Солженицына Дома русского зарубежья
Татьяна Кучинко
В связи с этим существенные коррективы в концепцию Бахтина внёс В.В. Кожинов, указавший, что равноправие голосов у Достоевского ограничено лишь миром идей, а при попытке воплощения той или иной идеи в жизнь читатель видит трагические последствия этого. Принципиальная важность именно такого подхода к проблеме множественности идей и результатов попыток их реализации, как указал докладчик, была связана с особенностями интеллектуальной обстановки эпохи второй половины XIX века: появляется множество различных идеологических систем, обещавших построение счастливой жизни, но проверить результаты практического применения этих концепций пока невозможно (масштабные социальные эксперименты ХХ века ещё впереди). Достоевский уделяет основное внимание героям-идеологам, у которых на «головном» уровне «всё сходится», а затем доводит их до такого эмоционального состояния, когда они «должны» попробовать реализовать свои идеи (проба — очень характерное в этом плане слово). Именно этим, как указал докладчик, и обусловлены сверхэмоциональность, а также сбивчивая речь многих героев Достоевского. Благодаря такому моделированию художественной реальности Достоевскому действительно удалось предугадать многие катастрофические события XX столетия.
Полифония в произведениях Солженицына, как указал докладчик, иного рода. Она связана с деконструкцией образа автора. На примере рассказа «Один день Ивана Денисовича» Спиваковский продемонстрировал соединение образов автора и главного героя. Благодаря почти тотальному господству психологической точки зрения героя создаётся впечатление, что автор и герой очень похожи (неслучайно в письмах Солженицыну неискушённых читателей рассказа появлялось обращение: «Дорогой Иван Денисович!»). В полифонической композиции «Красного Колеса» подобная иллюзия слияния образов автора и героя возникает в отношении различных героев: автор как бы сливается с тем героем, которому посвящена данная глава. Это позволяет проблематизировать изображаемое: так, например, казалось бы, предельно положительный образ Столыпина оказывается не столь однозначным после главы о его оппоненте Шипове.
Если полифония у Достоевского порождена идеологическим столкновением, то в произведениях Солженицына мы сталкиваемся с полифонией индивидуальных восприятий. Это даёт читателю ощущение свободы — ему не навязывается авторская точка зрения. При этом уравнены различные восприятия лишь внешне, так как полифония предполагает провоцирование читателя на поиск истины, на самостоятельное решение вопроса о том, какая из многочисленных точек зрения адекватнее и почему.
Как указал докладчик, отрицание самого принципа полифонии на основании того, что этот композиционный принцип реализуется непоследовательно, несостоятельно, так как и для Достоевского, и для Солженицына непоследовательность «уравнивания» разных точек зрения принципиальна. В качестве противоположного примера Спиваковский привёл творчество зрелого Чехова с его нейтральной манерой повествования и полным отказом от авторских оценок, указав, что именно такая картина является релятивистской. Ни Достоевский, ни Солженицын к подобному не стремились. Поэтому, подчеркнул в финале своего выступления докладчик, в произведениях Солженицына возникает очень сложная интеллектуальная и художественная система, которая требует внимательного к себе отношения: кажущееся впечатление о герое, как правило, оказывается ошибочным.
После доклада развернулась дискуссия. Философ Татьяна Резвых задала вопрос относительно того, сопоставимы ли диалоги, о которых шла речь, с апофатическими диалогами Платона. Павел Спиваковский сказал, что отчасти соотносимы, о чём говорится с трудах Юлии Кристевой. Отвечая на вопрос о влиянии творчества Солженицына на последующую литературу, докладчик выделил Георгия Владимова как писателя, в творчестве которого чувствуется влияния стилистики Солженицына. И.Б. Роднянская высказала гипотезу, согласно которой Бахтин не озвучил в своих работах очевидную мысль о том, что аксиология в полифонических произведениях Достоевского проявляет себя через сюжетику, так как находился в полемике с формалистами, проявлявшими к сюжету чрезвычайный интерес, и не хотел акцентировать этот аспект. А.С. Немзер выразил скептическое отношение к самому использованию понятия «полифония». На замечание Р.А. Гальцевой, что при отсутствии третьего, при отсутствии высшей истины, к которой можно апеллировать, диалог как таковой невозможен и действительно бесконечен, и в таком случае Бахтина мы вынуждены признать предшественником современного релятивистского плюрализма, П.Е. Спиваковский ответил, что релятивистской риторикой часто пользуются при переходе от одной культурной парадигмы к другой. Отвечая на вопрос И.Е. Мелентьевой о монографии В.Г. Краснова, докладчик сказал, что в автоматическом перенесении на произведения Солженицына всех понятий, которые можно почерпнуть в трудах Бахтина (в том числе, например, карнавала), ему видится определённое насилие над текстами писателя. Г.А. Тюрина поинтересовалась, почему при всей полифоничности «Красного Колеса» по его прочтении читатель имеет представление о позиции автора. П.Е. Спиваковский указал, что то же самое происходит по прочтении произведений Достоевского, но этого не происходит при знакомстве с текстами зрелого Чехова.
После завершения обсуждения доклада Спиваковский сделал небольшое сообщение, в котором поделился опытом преподавания истории русской литературы в 2012/2013 учебном году в Иллинойсском университете.