Людмила Сараскина. «Архипелаг ГУЛАГ» в школе: для кого и зачем?

Людмила Сараскина

«Архипелаг ГУЛАГ» в школе: для кого и зачем?

Значимым культурным событием конца минувшего года стал выход сокращенной версии «Архипелага ГУЛАГ», предназначенного для изучения в средней школе. Станет ли изучение «Архипелага» опорой для формирования исторической памяти, мы обсудили с биографом Александра Солженицына Людмилой Сараскиной.

Людмила Ивановна Сараскина

— Людмила Ивановна, в октябре была издана краткая версия «Архипелага ГУЛАГ», составленная вдовой Солженицына Натальей Дмитриевной. Это связано с тем, что «Архипелаг» недавно был включен в школьную программу. Кажется ли вам эта краткая версия удачной?

— Вообще-то я принципиальный противник сокращенных версий классических книг и приспособления их для какой-либо аудитории. Считаю, что книга должна читаться в том объеме и виде, в каком ее создал писатель. Другое дело, что наша сегодняшняя молодежь постепенно отвыкает читать большие книги. Когда она видит что-то крупноформатное, то говорит: «Ой, как это можно прочесть», хотя я вижу, что все не совсем так. Например, совокупный объем семи книг «Гарри Поттера» — это четыре с лишним тысячи страниц. И дети на всей планете легко и даже с жадностью одолели эти объемы (многие взрослые тоже). Значит, дело не в объемах, дело в читательской установке, а также в том, что мы сильно испорчены коротким форматом общения: СМС, Твиттером, социальными сетями. Технический прогресс приучает не то что к лаконичному выражению своих мыслей, а к телеграфному стилю: «Ты чё? — Ничё! — Ну, давай». Конечно, вернуть детей к чтению трудно, но вот, говорят, «Гарри Поттеру» это удалось. И это очень хорошо; представить, что литература уходит, — было бы ужасной, невозможной потерей.

Но, поскольку большие объемы, по мнению педагогов, стали уже неодолимы, был создан такой проект, как сокращенный «Архипелаг ГУЛАГ». Думаю все же, что те дети, которые в состоянии прочесть «Архипелаг ГУЛАГ» в сокращенном виде (треть от настоящего объема), способны прочесть и все три тома — полный вариант. Прочесть для себя, не для учителя и ЕГЭ. Конечно, Наталья Дмитриевна Солженицына выполнила это вынужденное сокращение очень тщательно, бережно, пытаясь сохранить все оттенки и нюансы. Но это не значит, что остальные две трети не нужны!

— Может быть, стоило выбрать для изучения в школе какие-то фрагменты, отдельные главы «Архипелага»?

— Это все равно паллиатив. Человек должен себя нагружать, иначе неизбежно будет пустеть или заполняться мусором. Это моя принципиальная позиция. Многие с ней не согласны, большинство учителей считает, что детей, наоборот, надо разгружать, «жалеть». Я же считаю, что жалеть детей (без кавычек) — это значит заполнять их головы качественной информацией и чтением, опережающим развитие, чтобы у них был стимул дотянуться до книг, прочитанных впрок. Кстати, именно так рос мальчик Солженицын, никем не руководимый, читая в 10–12 лет произведения «навырост». Дети должны быть «всезнайками», а не «незнайками». А у нас и взрослые гуманитарного профиля сильно себя «жалеют», мало что читают, мало что знают, живут на минимуме интеллектуальной готовности.

— А что даст человеку изучение «Архипелага» в школе?

— Думаю, что изучать «Архипелаг ГУЛАГ» в школе полезно, а в наше время — тем более. Сегодня наша страна по отношению к своей истории, и особенно к истории сталинского времени жестко разделена пополам, и я не знаю, какая часть больше, какая — меньше. По данным социологических опросов, значительная часть российской молодежи считает, что Сталин сделал больше хорошего, чем плохого. Другая часть горячо уверена, что Сталин был злодей и тиран, исчадие ада. С момента его смерти прошло почти 60 лет, а этот вопрос до сих пор — один из самых острых. И когда ты хочешь обменяться с человеком мнением о чем-нибудь текущем, злободневном, ты прежде всего стремишься выяснить, какой позиции он придерживается по пункту «Сталин».

«Архипелаг ГУЛАГ», во-первых, дает школьнику надежную возможность понять, на каком он сам, как мыслящее существо, нравственном берегу. Во-вторых, позволяет сформулировать свое миропонимание, базируясь на добротном художественном, публицистическом, документальном материале. В-третьих, это шанс усвоить, что такое человеческий фактор: ведь «Архипелаг» написан не с позиций академического интереса к давно прошедшей истории. Книгу писал человек, который сам прошел через испытания тюрьмой и лагерем, имеет статус живого свидетеля, летописца лагерной жизни. И еще: в какой ситуации Солженицын писал «Архипелаг ГУЛАГ»? В спокойной, благополучной, свободной? Как пишут ученые диссертации? С публичными обсуждениями на кафедре? Нет и нет. Он писал, находясь под пристальным наблюдением, в угрожаемом положении. Важно понять, что думал человек о своей истории в 1960‑е годы, когда с начала существования ГУЛАГа, с 1918 года, прошло полвека («Архипелаг ГУЛАГ» был закончен к 1968 году).

Солженицын считал, что лучше всего о результатах революции можно судить по ее тюрьмам. Если революция нуждается в застенках, лагерях, политических заключенных, в их рабском труде, значит, в ней есть некий роковой родовой изъян, уродство. Осмыслить историю ГУЛАГа, вспомнить его жертв, назвать его палачей было жизненно важно для главного дела Солженицына — написания эпопеи «Красное Колесо», истории Октябрьской революции. Без опыта художественного исследования и интеллектуального осмысления системы лагерей писатель мог бы так и остаться на позиции официальной идеологии: «Октябрьская революция — великий прорыв в светлое будущее всего человечества».

«Архипелаг ГУЛАГ» — это книга, которая высвечивает потрясающую биографию писателя, огромный потенциал его личности. Например, в 1965 году арестовали архив Солженицына. Другой бы затаился, спрятался, притих. А он берет бумаги, едет в Эстонию, живет на одиноком хуторе и там, в «укрывище», пишет «Архипелаг». Очень важно показать школьникам, что создание «Архипелага» — это писательский, человеческий и гражданский подвиг.

— А как же субъективность книги, о которой говорят некоторые историки литературы или, например, отец Александр Шмеман?

— А что в искусстве не субъективно? Все мировое искусство субъективно, и вся великая литература тоже — в отличие от протокола партийного собрания (в том случае, если протоколист не халтурит и не фальсифицирует происходящее). В том и величие книги, что человек, прошедший тяжкий путь познания, рассказывает о своем опыте, пропускает через свое сердце ужасы этого мира. Человек говорит о том, как он это видел, как он это понял, а не как принято об этом говорить в его кругу, или в газетах. Вот пример: в 1958 году в московском доме литераторов обсуждался «оттепельный» роман Дудинцева «Не хлебом единым». Встает писательница Галина Серебрякова, автор книг о Марксе и Энгельсе, и говорит: «Я просидела в лагерях и ссылке 18 лет. Но если будут появляться такие произведения, я согласна снова сесть в тюрьму, в лагерь, чтобы не дать затоптать достижения нашей революции». Она 18 лет просидела в лагере и осталась верным ленинцем и несгибаемым сталинцем! Она была субъективной или объективной? Так что вопрос — в выборе ракурса, в точке обзора.

— Недавние события на Манежной площади некоторые связывали с утратой исторической памяти. Но, кажется, большинству тех, кто был на площади, знакомство с «Архипелагом» в школе не помогло бы с формированием более адекватного мировоззрения.

— Конечно. Но тогда надо подумать, что же вообще в школе изучать. Если мы скажем себе, что 90% школьников выходит из школы тупыми и пустыми, то мы придем к выводу, что школа не нужна совсем. Но головы школьников не пустые, они все равно чем-то заполнены: в них, в эти головы, много уже чего понапихано. Значит, задача школы — потеснить мусор настоящими смыслами, приучить к качественной пище.

— Почему тогда нельзя использовать «малые» формы? Рассказы Шаламова, «Один день Ивана Денисовича»?

— Конечно, можно, и очень даже хорошо изучать рассказы, в том числе и трагические рассказы Варлама Тихоновича Шаламова. Но дело вовсе не в малых формах. Мы же не изучаем в старших классах вместо «Войны и мира» рассказ «Филиппок». В восемь лет человеку нужно одно, а в восемнадцать — другое. Вообще, что такое правильно построить свою жизнь? Это — в нужное время прочесть нужные книги. Чем ты себя больше на­гружаешь, тем больше у тебя будет шансов в нужное время и в нужном месте встретить свою, а не чужую судьбу.

Будни «архипелага»

Можно себя жалеть, можно себе облегчать жизнь, смотреть только мультфильмы с хорошим концом… Но в конечном счете это пустой номер, ты неминуемо превратишься в милое комнатное растение. А хочется быть человеком. Поэтому я за максимальную загрузку памяти, души, сознания. «Один день Ивана Денисовича» — великий рассказ, но его надо встроить в судьбу Солженицына, нужно понять, почему ему самому этого рассказа было мало. Солженицын же не остановился на «Иване Денисовиче» в осмыслении «главной правды», а пошел дальше. «Архипелаг» не для «галочки» надо читать, а для себя. Тогда с бóльшим успехом можно будет судить, что такое толпа на Манежной площади. Обратите внимание: даже большие дяди — пикейные жилеты — собираются и не знают, как относиться к «Манежке». Вот в чем проблема. «Архипелаг ГУЛАГ» поможет молодым людям «подрасти».

— Вспомним нашу историю последних 60 лет: после смерти Сталина люди ждут обновления, свободы, но они наступают совсем ненадолго; оттепель — снова надежды, которые не оправдываются; перестройка — и вновь разочарование; XXI век — и возрождение сталинизма. Что это, откуда?

— Это хороший вопрос, такие как раз и надо обсуждать в школе. При сталинизме люди думали: совсем зажали нас, скрутили, взяли за горло. Потом приходит свобода. Но это иллюзия, что свобода приходит сияющая, лучезарная, и ее встречают с оркестром. Вместе с ней лезет все, что раньше было связано по рукам и ногам. Свобода ведь не только для хороших людей и добрых дел, она для всех и всего. С ней выходит и такое зло, которое прежде таилось, а теперь вырвалось наружу и правит бал.

Почему сталинизм сегодня процветает? Потому что нарушен баланс между свободой и справедливостью. Свободы много, справедливости мало. А у людей — ненасытимая жажда справедливости, то есть жажда наказать обидчиков и обманщиков, отомстить разбойникам. Спросите у матерей, чьи дети погибли от рук насильников… Синдром «Ворошиловского стрелка»…

Спутники свободы — отнюдь не только добро и красота, все низкое и подлое тоже выходит на поверхность. Тот факт, что при хаосе и смуте люди хотят порядка и твердой руки, неизбежен. Поэтому задача государственного управления — сохранять и поддерживать тонкий и хрупкий баланс между свободой и справедливостью, потому что гневное чувство попранной справедливости, когда оно переполняет людей, — очень опасное состояние общества. Вот откуда протестная, но самообманная тяга к сталинизму.

У нас очень много обиженных, обездоленных людей. За последние 20 лет людей много раз обманывали — экономически, политически, нравственно. Наши сегодняшние так называемые сталинисты — это люди, обиженные эгоистичной, воровской демократией.

— Александр Исаевич Солженицын ушел из жизни два года назад. Что изменилось после его смерти в отношении к нему и к его идеям?

— Для ухода из жизни ни для кого нет исключений. Но вот когда умер Лев Толстой, у его современников было ощущение обвала жизни. Александр Блок писал за два года до его смерти: «Пока Толстой жив, идет по борозде за плугом, еще росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют… Умрет Толстой, уйдет последний гений, что тогда?» В случае Льва Толстого так и произошло. Толстой говорил: «Мир погибнет, если я остановлюсь». И действительно, через 4 года после его смерти началась мировая война. Упыри пробудились…

Наталья Дмитриевна Солженицына
с сокращенным изданием «Архипелага»

Есть такое понятие: «будущие итоги настоящих событий». Итог ухода Солженицына нам пока не очевиден. Его книги читаются и обсуждаются, его личность и его взгляды продолжают волновать общество. Изучать Солженицына — это не значит только читать его тексты. Читать Солженицына — это значит еще и обсуждать те проблемы, которыми он болел. Если мы обсуждаем итоги революции, войны, перестройки, или его книгу «Россия в обвале» (1998 г.) в свете того, что сегодня представляет собой Россия, это и значит, что мы занимаемся делом Солженицына. Сегодня мало встречается публикаций, казалось бы, совершенно не связанных с Солженицыным, например, по экономике, — где авторы не употребили бы слово «обустройство». А это его словцо. Мы живем в некой солженицынской матрице. Он подготовил поле, вспахал его, обработал, засеял. И мы в этом поле или благодарные сборщики урожая, а потом и новые сеятели, или хищники — осквернители земли. Нужно определиться, кто мы.